Поводов для того, чтобы встретиться с дирижёром Вадимом Венедиктовым, более чем достаточно. Ещё свежа в памяти скандальная история смены руководства в муниципальном музыкальном театре, в результате которого Венедиктов был приглашён туда на должность художественного руководителя. Только-только принял новое назначение, а буквально через пару дней в ЦКЗ состоялась презентация нового музыкального коллектива: концертного оркестра «Солисты Волгограда». В городе появился компактный, мобильный ансамбль из 14 замечательных музыкантов. Всего за месяц подготовили обширную программу в двух отделениях и представили её на суд меломанов. За пультом стоял «отец и основатель» оркестра Вадим Венедиктов.
Быть «отцом-основателем» Вадиму Николаевичу не привыкать. В 1988 году он приехал в Волгоград по направлению Минкульта СССР, чтобы организовать здесь оперную труппу. Начал с того, что поставил в 1990 году силами артистов театра музкомедии оперу Верди «Травиата»…
— Ох, как же «поливали» этот спектакль в прессе! Но это же была самая первая попытка… У меня была задумка — сделать на базе музкомедии музыкальный театр, но коллектив тогда был против смены статуса, и я ушёл в симфонический оркестр.
— А потом родилась оперная антреприза…
- Да, в 1992 году. Наш симфонический и приглашённые солисты. Много было ошибок, но ведь мы были первопроходцами, это тоже не надо забывать. В принципе, идея оперной антрепризы на Западе используется много лет, и очень успешно. В Италии, например, в одном городе может быть симфонический оркестр, а в другом — оперная труппа без оркестра. Для постановки спектакля коллективы объединяются на антрепризной основе, оставаясь, тем не менее, автономными. Так же было и у нас. Но через несколько лет мы превратились в театр, обросли цехами. Надо было этот театр как-то узаконивать, но артисты продолжали работать на контрактах. Чтобы решить эту проблему, сделали театр. Были моменты, когда я входил в конфликт с высоким начальством, но они же мне потом и помогали. Во время дефолта оркестру по 7 месяцев не платили зарплату. Помню, мы давали «Евгения Онегина» на голом энтузиазме. Я сказал музыкантам: «Заставить я вас не могу. Пусть придёт тот, кто считает это необходимым». Пришли 12 человек оркестрантов. А в зале, как на грех, присутствовал столичный критик. Потом зашёл за кулисы и спросил: «Что у вас происходит?» Я готов был от стыда сквозь землю провалиться. Ответил ему: «Лучше бы вы сегодня на спектакль не приходили. Вы же видите, что в стране творится. Вот и у нас то же самое». Это жуткое что-то было! Мы с ребятами на руках пианино спускали в оркестровую яму…
— Но зато сейчас, видите — «Царицынская опера». Насколько я помню, вас в прошлом году назначили её главным дирижёром.
— Нет, от «главного» я отказался. Я просто сменный дирижёр на контракте. Главный дирижёр в опере должен быть, когда есть собственный оркестр, база для его работы, инструменты. У нас этого нет. Спасибо, конечно, что музыканты симфонического соглашаются работать по контракту, но великие оперные дирижёры говорили: «Театр начинается с оркестра».
— А с чего начинается оркестр?
— С самых прозаических вещей. Объявляется конкурс по всей стране, набираются музыканты, каждому предоставляется квартира…
— Где бы взять столько квартир…
— Вот в это всё и упирается. В деньги. Но иначе невозможно, иначе — получится просто ещё одна дополнительная работа для одних и тех же музыкантов.
— Вадим Николаевич, вы сейчас, как говорится, «един в трёх лицах»: дирижёр «Царицынской оперы», руководитель оркестра «Солисты Волгограда», да вот ещё и худрук музыкального театра. Как вы собираетесь всё это совмещать?
— Вот и близкие мне то же самое говорят: «Зачем тебе лишняя головная боль? Мало у тебя забот?» А мой учитель, великий дирижёр Натан Григорьевич Рахлин мне другое говорил: «Жизнь дирижёра — это полное отключение от мирских радостей. Это заботы, заботы и огромная ответственность». «Солисты Волгограда» для меня — душевная необходимость. Я очень люблю небольшие оркестры, в Татарии одно время руководил оркестром радио, он тоже был малочисленный. Федерас молодец, поддержал идею. Будем заниматься просветительством. А в музкомедии я вообще за пультом стоять не имею права. У художественного руководителя другие задачи: определять политику и направление репертуара.
— И какие же у вас планы на этот счёт?
— Музыкальный театр — это многожанровый коллектив. Он должен обладать штатным расписанием небольшого оперного театра: обязательно свой оркестр, хорошо развитый хор, балет. В репертуаре должно быть разнообразие. Условно можно разделить его на два крыла: влево — опера, вправо — мюзикл, водевиль. А посередине — конечно, оперетта. В нашем театре в последнее время наблюдался перекос «вправо». Я намерен восстановить равновесие.
— Будете ставить оперу? И считаете, что это реально? Практически все солисты, которые могли бы петь оперные партии на хорошем уровне, давно из театра разбежались. Кто в «Царицынской опере», а кто вообще уехал…
— Да нет, конечно, с нынешним составом я оперу ставить не возьмусь. Но смысл жизни музыканта — далеко бросать якорь и за ним тянуться. Есть такое понятие в оркестре: тембр коллектива. Одно и то же блюдо каждая хозяйка готовит по-своему, у каждой есть какая-то «фирменная» изюминка. Так и здесь. Публика идёт именно на тембр, присущий только этому и никакому другому коллективу. Если тембр не включается, это раздражает. А когда включается — это, как хорошая машина на четвёртой скорости сама катится. Полное слияние голоса с оркестром — ради этого момента люди идут учиться музыке, ради этого не могут бросить сцену. Это как наркотик. Люди в высоких инстанциях города и области должны понять главное: чтобы театр работал в полную силу, надо создать условия для его работы. Когда что-то не получается, коллектив теряет очки, как в спорте. Иной раз мне мешает излишняя интеллигентская мягкотелость: стесняешься что-то потребовать. А надо иногда проявлять жёсткость и напористость. Андрей Эшпай говорил мне: «Скромность — это путь к неизвестности».
— Когда Романовский вступил в должность директора театра, он первым делом сменил главного художника. Каких изменений коллективу ждать от вас?
— Я ничего кардинально менять не собираюсь. Есть вещи, с которыми нам с Домаскиным надо ещё разобраться. Конституция театра — это его штатное расписание, и оно не должно быть усечённым. О конкретных спектаклях тоже пока ничего не могу сказать, надо поглубже изучить потенциал театра. Но хочется, чтобы через полтора года на нашей сцене появилась опера, а в начале следующего года — полновесная классическая оперетта. Планируется, конечно, сотрудничество с приглашёнными солистами, дирижёрами, режиссёрами. Это делается повсеместно, но это не должно быть актом спасения, а должно быть актом приёма гостей. На основе личной дружбы тоже не собираюсь никого приглашать в театр. К друзьям, как правило, относишься не совсем объективно, а протежирование должно быть только по линии нужности.
— Вы знаете, я слышала от одного высокопоставленного чиновника по культуре, что смена директора театра ни к чему хорошему не приведёт, что месяцев через восемь здание продадут за долги.
— Да, не все верят, что у нас что-то получится, я это знаю. Сам слышал: «Да что может сделать этот старый интеллигент!» Я считаю Романовского талантливым менеджером, но к политике театра его талант, к сожалению, не имеет отношения. Я ему это не раз высказывал, мы знакомы давно, хорошо изучили плюсы и минусы друг друга. Романовский меня бы никогда не пригласил в качестве худрука, он сам лидер и других рядом не потерпит. Я не вписывался в его концепцию развития театра. А с Домаскиным мы прекрасно находим общий язык и постараемся сделать всё, чтобы театр не умер — ни через восемь месяцев, ни позже. Меня на эту должность пригласили, потому что я много лет там работал и знаю наизусть всю «кухню» и все проблемы коллектива. Помню, когда я начал организовывать оперную антрепризу, артисты меня ревновали, меня не пускали в театр, я был персона нон грата. Со временем слава богу, всё нормализовалось. Вот сейчас мы с вами разговариваем, а в театре идёт спектакль. Я знаю счастливых худруков, которые вообще из-за границы руководят своими театрами — и ничего там в их отсутствие не разваливается, труппа работает, как хорошо отлаженный механизм.
— Да, я знаю, есть такой способ проверить компетентность главного врача: отослать его в длительный отпуск. Если без него больницу лихорадит, значит это плохой главврач, гнать его надо. А если никаких проблем не возникает, связанных с отсутствием начальства, значит хорошо руководит.
— Вот и в театре примерно так же.
— Вадим Николаевич, давайте прольём свет на некоторые моменты вашей биографии, если вы не против. Мне вот интересно: почему вы училище окончили как пианист, а в консерваторию потом поступили на отделение духовых инструментов? Фагот и фортепиано — такие разные…
— У меня была мечта стать дирижёром, а для этого надо было изучить оркестровые инструменты. Да если бы вы знали, какие у меня ещё были «толчки» по части выбора профессии! Учился и в авиационном институте, и в химико-технологическом. А между ними ещё была попытка поступить в военно-морское училище, подводником хотел стать… Химико-технологический бросил из-за музыки. Я там больше времени на сцене проводил, а не в аудитории.
— Есть ли в вашей жизни ошибка, о которой вы до сих пор жалеете?
— Да, была такая. В 1983 году я выиграл конкурс на место главного дирижёра Куйбышевского оперного театра (теперь он, конечно, Самарский). Два месяца проработал и схлестнулся с местными властями: «Или вы немедленно даёте квартиры моим музыкантам, или я завтра уезжаю!» Никто, конечно, этот ультиматум не принял всерьёз. А я взял и уехал. Бросил театр. Был большой скандал в Минкульте. У нас в Волгограде живёт свидетель этого моего поступка, проректор института искусств Андрей Горбунов. Он тогда в оркестре Куйбышевского театра играл на валторне. Потом отношения с театром наладились, я не раз приезжал в Самару на гастроли, в прошлом, накануне 60-летия Победы, выпустил компакт-диск с самарским оркестром и солистом оперного театра Андреем Антоновым. Я вообще, кстати сказать, много езжу. С Казанской оперой, например, гастролировал в Голландии. Сотрудничаю с фондом Ирины Архиповой, ездил с его солистами в Южную Корею.
— Вы считаете себя счастливым человеком?
— Да, безусловно. У меня масса работы, которую я очень люблю, и у меня есть пока силы, чтобы этой работой заниматься. Мне, например, доставляет огромное удовольствие делать аранжировки — и для симфонического оркестра, и для «Солистов Волгограда». Весной вот готовимся сделать программу «Музыка Франции». Значит, с Нового года буду ночами за компьютером сидеть.
Блиц-анкета
— Вспомните, пожалуйста, самый радостный день в своей жизни.
— Их как минимум четыре. Это дни рождения детей и внуков. Сыну моему уже 44 года, он — солист Волгоградского симфонического оркестра. Дочь — художница. Внучка учится в ВолГУ на журфаке, будет вашей коллегой. А внук у нас вообще — центр мироздания. У него потрясающая энергетика, всей семье диктует свои условия. Ему год и десять месяцев.
— Какие книги вы любите читать?
— Последнее время читаю мало и редко, времени нет. Но в юности, помню, перечитал всего Бальзака и всего Тургенева, которого и сейчас очень люблю и иногда перечитываю. Приключенческую литературу не особенно жалую. Жизнь наша и так полна «приключений». Телевизор лучше не смотреть: сплошной стресс. То взорвали кого-то, то застрелили… Только дирижёрской работой, музыкой и спасаешься. Она восстанавливает нервные клетки. Хотя может иногда и «прихлопнуть»…
— Какой фильм последнего времени произвёл на вас наибольшее впечатление?
— Это, что называется, вопрос на засыпку. В кинотеатре не был уже несколько лет, забыл, когда последний раз ходил. Придётся, опять же вспоминать, что видел по телевидению. А там — один из лучших фильмов, я считаю, это последняя экранизация «Идиота». Она, на мой взгляд, ближе к Достоевскому, чем тот, давний фильм.
— Ваше любимое изречение или пословица.
— Когда я не уверен в своих силах, я вспоминаю слова, которыми меня напутствовал перед экзаменом Натан Григорьевич Рахлин: «Волнуешься? Вперёд!»
Беседовала Галина Гридина.
Досье
Вадим Николаевич Венедиктов родился в г. Кировограде Свердловской области в декабре 1937 года.
Окончил Казанское музыкальное училище как пианист, затем — Казанскую консерваторию по классу фагота и симфонического дирижирования. Работал в казанском, чебоксарском, йошкар-олинском театрах оперы и балета, в Волгоградском муниципальном музыкальном театре. Заслуженный деятель искусств России и республики Марий Эл.
Лауреат Государственной премии республики Марий Эл.
Профессор муниципального института искусств имени Павла Серебрякова.
Женат. Двое взрослых детей, внучка и внук.