Не ходить на собрания и не обращать внимания на оценки.
«Валялся на полу», «веселился», «громко смеялся». Каких только замечаний не увидишь в дневнике школьника. Оказывается, ребёнка могут отругать даже за то, что он говорит по-английски! Иногда школьные устои — это просто набор правил, которые мешают жить и детям, и родителям. Евгения Горина не ходит на родительские собрания и не придаёт значения оценкам своих детей. Она воспринимает школу как «зал с тренажёрами».
Ну, вечное, конечно.
Нельзя: цветную рубашку, нельзя стрижку «с волнами, зигзагами или молниями», нельзя бегать, нельзя приносить с собой еду, нельзя игрушки, нельзя джинсы, нельзя неподвёрнутый ворот у водолазки, нельзя телефоны, нельзя не учить уроки, нельзя петь…
Надо: учить, учить, учить, чтобы даже кот дома мог повторить, подходить к учителю самому и сдавать правила дословно, как в учебнике, делать домашку с родителями, заполнять тетради красиво, считать клеточки точно, в дневнике писать изящно, учебники не забывать, ручки не грызть, лишнего не говорить, учителю не перечить, на физре не бегать, по коридорам в школе ходить медленно, на переменах читать любимую книгу…
И ведь учительница у ребёнка отличная. Правда! У неё прекрасное чувство юмора. Она может не требовать рассказать басню наизусть, а просто попросить выразительно её прочитать. Она умеет не настаивать на проекте в тридцать слайдов, вызубренных наизусть, а может дать задание только по желанию ученика. Чудесно считывает ребёнка и старается не требовать от него больше, чем он реально может. Изо всех сил пытается не сравнивать его с другими, а оценивать индивидуально.
Она классная и на своём месте, интересная, красивая, умная, весёлая. Она молодая и готова работать с детьми, придумывать и делать уроки лучше. Она старается. Но, как говорит ребёнок, она очень хорошая, но работает в школе. И он прав. Никуда она от системы не денется. Нам повезло, что мы у неё почти первые…
Школа здорово проигрывает. Семье, друзьям, кружкам по интересам, интернету — словом, жизни
Школа не ценит ничего, кроме удобного ученика: спокойного, согласного, умного, уже всё знающего, задающего вопросы, когда учитель знает ответ, идущего туда, куда послали. Но при этом, конечно, делает вид, что ребёнок — личность. Но попробуй только сунься со своей индивидуальностью!
Школа упорно противоречит всему, что предлагает современная жизнь. А жизнь вовсю предлагает креативить, отбросить штампы, быть счастливым и ценить знания, умения, а не мнение другого, и уж точно не оценки. Но в школе суть человека равна его дневнику. Начеркал, порвал, не так написал — это ты сам такой, порванный, грязный, кривой, уродливый со всех сторон, а главное, внутри.
Человек в школе упорно измеряется оценками. Хотя адекватные люди прекрасно понимают, что отличник может быть тем ещё подлецом, а двоечник — своим парнем, и наоборот. Но ярлыки живы. Я устала объяснять, что оценка — это ничто. Это субъективное мнение, это настроение, это случай, но никак не определение личности и, тем более, не гарантия знаний. Вот моя дочь пять лет таскает пятёрки по английскому — и не говорит на нём, а уважать язык начала только сейчас, когда пошла на курсы далеко от школы.
Ещё замечу, что моя умница вовсю подумывает, как свалить из школы после девятого класса, ибо ЕГЭ уже вошёл в сознание семиклассников как нечто ужасное. Им уже объяснили, что ЕГЭ — это ужасный зверь, что его все не сдадут, что готовиться надо уже сейчас, а смысл их жизни скоро сведётся к этим трём буквам. Детишки подумывают, а не послать ли всех на три куда более простые буковки, ибо смысл их жизни уж точно не в экзаменах.
Смотрю на дошкольные Вовкины тетрадки. «Готовимся к школе». Очень много креатива. Рисуем, красим, придумываем, шутим, лепим, используем невообразимые вещи для работы, стараемся всё сделать веселей и интересней.
Подготовились к школе. Пришли и получили: три клетки от края нельзя, только две; сиди и ничего не говори; шутить нельзя; рисовать нельзя; рифмы придумывать нельзя, правило — дословно, никаких «своими словами»… Через две недели в школе Вова сказал, что его не к этому готовили, что в школе всё не так, как ему обещали. Что хуже места нет, он твёрдо знает, хотя ещё не всю жизнь прожил.
И вот я снова объясняю сыну, как когда-то дочери, что мы плюём на оценки в школе. Что нам важны знания и умение их использовать
Нам важно научиться думать, сочинять, а не выучить дословно и тут же забыть.
Придумываем рифмы по дороге в школу, рисуем на снегу, смотрим на облака. Шутим над записями в дневнике: «Лежал в школе на полу», «Гуляет по залу», «Разговаривал на английском». Я учу его, что двойка по ИЗО — это смешно и не может быть серьёзно. Мы отращиваем броню перед людьми, которые думают, что они решают всё. Учимся не бояться директора, завуча — любую строгую тётю или сурового дядю и говорить со всеми на равных. Мы учимся понимать, что никто и ничто, кроме тебя самого, не может решать, какой будет твоя жизнь. А если учительница говорит, что ты дурак и ничего в жизни не добьёшься, это надо понимать как: я старая дура, ничего не смогла в жизни и боюсь, уже не смогу, ведь скоро помирать.
Конечно, сейчас мне скажут: уходите из школы, идите учиться дома, на фига это всё надо… Во-первых, я думаю, надо. Мы учимся жить. Мои дети, я верю в это, благодаря школе учатся видеть ум и глупость, смешное и серьёзное, ценное и бредовое. Расставлять приоритеты и видеть людей, принимать решение, как с ними общаться. Причём важно, что это касается и взрослых тоже, а не только сверстников.
Если мой ребёнок в школе видит, что учитель глуп как пень, он должен принять решение, как себя вести. Разве мы не занимаемся этим всю жизнь? Разве мы не решаем, что нам делать: послушать и уйти, кивнуть или прервать, отвернуться или улыбнуться, врезать или пожалеть…? Школа в этом смысле — лучший зал с тренажёрами.
Во-вторых, я просто не зарабатываю на частную школу и не могу уйти с работы, чтобы учить детей самой в тепличных условиях. Так что ращу бойцов и из чувства самосохранения не хожу на родительские собрания.