Саше Соколову
В действительности всё было совсем
не так, как на самом деле.
Р. Хайнлайн. «Логика империи»
Стакан. В стакане плавает муха. Ага, попалась, проказница. Осторожно достаём её оттуда и опускаем на стул. Муха жалка и беспомощна. Медленно ползёт к краю, оставляя за собой тоненький водяной след. Может, выживет. Но тогда ей точно конец. Мы не любим летающих по дому надоедливо мух, мы свёртываем газетку поплотнее, прицеливаемся многократно и бьём, бьём, бьём, покуда не осточертеет и энное количество мух не уменьшится хотя бы вдвое. Тогда мы удовлетворённо хмыкаем, разворачиваем газетку и обнаруживаем, что газетка–то ещё не читана, и сладостно погружаемся в армию свинцовых строк, чтобы потом употребить эту бумагу под рыбу и пиво, садистски свёртывая голову очередной рыбёшке и очищая брезгливо её от внутренностей, после заворачиваем ошмётки и отправляем в кухонное ведро. Но ведь мы знаем, что придёт жена и будет нас бранить за то, что из ведра воняет и что «и так тараканов полно», а мы притворимся хорошими и пойдём выносить мусор, пойдём, конечно, в комнатных тапочках, и жена снова будет кричать, нам придётся обуваться в неудобные ботинки, чтобы вынести всего лишь кухонное ведро, а на площадке мы встретим хороших знакомых, они пьют, но не пиво, и мы присоединимся к ним, тогда станет хорошо и мы забудем про мусор, но жена выглянет страшно из дверей и дурным голосом погонит хороших знакомых с площадки, а нас помянет ругательными словами и заставит выкинуть кухонное ведро. Да, так и сказала: «Пойди выкинь мусорное ведро». Мы выбрасываем кухонное ведро в мусоропровод, и оно застревает, мы ногой помогаем ему упасть вниз, и это получается, мы довольные возвращаемся домой, но дверь захлопнулась, и мы топчемся, мы ждём, когда нам откроют, наконец, двери отворяются, но жена смотрит почему-то диким взглядом и кричит нехорошим голосом, удивляясь, куда мы дели ведро, мы объясняем, ссылаясь на её же слова, на что она бьёт незаслуженно нас по голове и заставляет идти вниз и доставать ведро. На улице холодно, и мы хотим одеться, но жена захлопывает перед нами дверь, говоря, что мы и так не замёрзнем, а ещё «чтоб без ведра не возвращался». Мы спускаемся вниз по лестнице, так как лифт не работает, выходим на улицу и идём туда, куда падает наш мусор, но там дверь закрыта, мы не знаем, что нам делать, какая–то добрая женщина здоровается с нами и спрашивает, почему мы на улице раздевшись, ведь холодно, мы отвечаем, что да, холодно, но так вот и так. Она говорит, куда надо идти: в такую–то квартиру и спросить Надю–дурочку, она работает мусорщицей, и она может нам помочь, мы говорим, что спасибо, и идём к Наде–дурочке, когда мы звоним в дверь, то нам открывает небритый страшный человек и, на наш вопрос, где Надя-дурочка, что-то мычит, мы спрашиваем снова и начинаем рассказывать, что у нас случилось, он берёт бумагу и пишет, но мы–то читать не умеем, поэтому мы звоним соседям и просим прочитать бумагу, соседка — странные люди, они всё время смеются, хотя такие красивые, они берут записку и читают, но нам не говорят, что в ней написано, а смеются опять, мы обижаемся и собираемся уходить, но тут нам сообщают, что Нади–дурочки, при этом сильно смеются, нет дома, тогда мы говорим, как же быть, ведь мы должны прийти домой с кухонным ведром, нас спрашивают, с каким кухонным ведром, мы отвечаем, что с нашим и рассказываем обо всём, они смеются опять и замечают, что мы дрожим от холода, и приглашают нас войти, мы заходим внутрь, и они нам говорят, что напоят нас чаем, нас сажают за стол, на котором лежит скатерть с волнующей бахромой, и, пока они у плиты, мы потихоньку обрываем бахрому и довольно хихикаем, но когда они оборачиваются, мы мило начинаем беседовать о помойных вёдрах, сообщая о том, что было сегодня в нашем ведре и что — вчера, мы хотели сказать, что там имелось позавчера, но тут раздался звонок, соседка пошли открывать, это пришла жена, в её руке было наше кухонное ведро, она снова стала ругаться, больно ущипнула нас за щёку, вцепилась в волосы, приговаривая «сама виновата, нашла дурака послать». Мы обижаемся и говорим, что мы вовсе не дураки и что мы ходили туда–то и делали то-то, но жена не слушает и тащит нас домой. Когда мы подходим к нашим дверям, то оказывается, что жена забыла ключи от квартиры, она начинает плакать и говорить, что теперь мы не сможем попасть домой, так как она забыла ключи. Мы с ней не спорим, хотя ключи у нас есть, но ведь она сказала, что не сможем, и мы терпеливо ждём, потом мы идём к соседям звонить её матери, чтобы та привезла нам ключи, у соседей нет бахромы и нам скучно. Мы ждём час, два, три, потом звонит телефон и нам сообщают, что её мать упала и сломала ногу и теперь в травмпункте и что жене надо ехать туда и забрать её, жена начинает причитать, нам становится совсем скучно, мы вытаскиваем ключи и начинаем ими играть, жена смотрит на нас и хватается за сердце: «Как, у тебя были всё это время ключи. Но почему ты молчал?» Мы отвечаем, что у нас не спрашивали, жене становится плохо, и соседи вызывают скорую помощь, приезжают люди в белых халатах, но почему-то подходят не к жене, а к нам, они предлагают нам покататься, и мы с радостью соглашаемся — мы любим кататься. Жена спрашивает у них: «Но почему?» Те пожимают плечами, и мы уходим…
А всё виновата муха в стакане, ведь правда?